Марина Афонасенко: "В нашем театре каждый играет главную роль"

21 апреля на сцене гуманитарного корпуса педагогического института СыктГУ прошёл спектакль единственного в республике театра особых людей «Радость моя». Постановку по произведениям Сергея Козлова про ежика и медвежонка «Хорошо, что мы вместе» артисты показали накануне отъезда на X международный фестиваль особых театров «Непратаптаны шлях», который пройдёт в начале мая в Бресте (Белоруссия). Корреспондент газеты «Радуга» побывала на генеральной репетиции и побеседовала с режиссёром театра Мариной Афонасенко.

- Марина Петровна, постановка «Хорошо, что мы вместе» готовилась специально для фестиваля?
- Нет, это очередной спектакль в репертуаре нашего театра. Мне очень нравятся рассказы Сергея Козлова. Этот спектакль – по пяти его произведениям. Работу над ним мы начали в сентябре, премьера была в феврале. В постановке задействованы все наши артисты.

- Сколько их? Кто они?
- Сейчас у нас в театре семь актёров: Владимир Ермолин, Ирина Шагаева, Антон Штыков, Татьяна Туголукова, Наталья Жакова, Алексей Сахаутдинов, Мария Комарова. И студенты-добровольцы - София Афонасенко, Наталья Удалова, Анастасия Погонщикова. Из волонтёров остались только те, на кого я могу положиться в любую минуту, те, кто может с нами ездить, ведь каждый выезд – это огромное количество сложностей: кто поведёт в туалет, в душ, вымоет, приведёт - то есть те вещи, с которыми мне одной не справится.

- В спектаклях у студентов более ответственные роли?
- Возможно, так было на первых порах, во время становления театра. А сейчас все равны. В этой постановке каждый играет главную роль.

- Как давно сформировалась труппа? Часто ли меняются артисты?
- Состав практически не менялся три года. Недавно пришла 15-летняя Ира, теперь она у нас самая юная. Раньше самым младшим был Леша (сейчас ему двадцать). Уходят артисты не часто и по моей просьбе – бывает, что я прошу кого-то оставить наш театр.

- Просьба адресуется плохим актёрам?
- Нет. Актёры все хорошие, наверное, не бывает плохих актёров. А вот дисциплина у некоторых бывала неважная.

- Пропускали репетиции?
- Занятия у нас всего два раза в неделю. Со временем я добилась того, что на них никто не опаздывает. Никто не позволит себе подняться на сцену в уличной обуви и верхней одежде. Что касается посещения, то все сразу усваивают, что пропускать репетиции нельзя. Даже номерки к врачам ребята стараются брать на время, свободное от занятий. Если случается какой-то форс-мажор, меня стразу ставят в известность. Поэтому с присутствием проблем нет… А с чем есть? Тут сложно… Ребята очень разные, но почти все они – инвалиды с детства. Поэтому, к сожалению, наблюдается жизненная позиция «мне все должны». Таким ребятам требуется много внимания, которого они добиваются любыми способами, в том числе неподобающим поведением. Начинают выяснять отношения: кто лучше – кто хуже, кто кого обижает – кто кого не обижает… Конечно, ребятам тяжело – они долгое время жили замкнутно, а теперь влились в коллектив, где свои правила и требования, дисциплина. Прим в театре нет, все равны, поэтому стараются «отличиться», как могут. Когда мы здесь, в своём мирке, я терпеливо к этому отношусь, но на гастролях, в поезде такое поведение недопустимо.

- Что ещё в театре табу?
- Вредные привычки - здесь не курят. Также запрещено «приносить» сюда влияние улицы, компаний, в которых ребята вращаются, ведь театром и домом их жизнь не ограничивается. Искореняем эгоизм. Например, приехали на гастроли, ребята выгрузили вещи из поезда и пошли налегке. Спрашиваю одного: «А кто твой багаж понесёт?» Он в недоумении: «Так у меня же инвалидность!» Начинаю объяснять, что о себе позаботиться всё же придётся... Или, например, один молодой человек, надевая театральный костюм, подойдёт к кому-нибудь и начинает «мучиться»- с видимым усилием застёгивать пуговицы. Но я-то знаю, что он прекрасно с ними справляется! Растолковываю ему, что он – артист! И значит, ему всё по плечу.

- Идёт большая работа по реабилитации ребят в социуме?
- Да, и проблема тут не только в обществе, которое принимает их или не принимает. Порой ребята сами себя не правильно ставят. «А вот знаете, какая несправедливость, - жалуется мне один. – Меня заставляют сдавать анализы за деньги!» Я интересуюсь: «А почему тебе должны платные анализы делать безвозмездно?» «Потому что я на инвалидности…» Такая позиция проявляется во всём. Но мы уже три года вместе, и результат налицо. Я всегда говорю: «Ребята, у нас слуг нет. Вы такие же, как все. Да, есть заболевания, но мы же с ними боремся! К тому же руки-ноги есть, мы много чего можем!»

Кстати, про гастроли – очень часто люди бросаются ребятам на помощь, хватают их багаж, пытаются застелить в поезде постели, помочь накрыть на стол. Я говорю: «Спасибо, не надо. Мы всё можем сами». И справляемся со всем самостоятельно. А как иначе? Надо учиться жить в обществе!

– По-моему, желание помочь – не самая плохая реакция окружающих на «особенных» людей…
- Наших артистов часто называют «особенными». Лично я их таковыми не считаю и всегда им и всем остальным об этом говорю. А что касается зрителей… К сожалению, бывают ситуации, когда нам пеняют: «Почему не предупредили, что артисты инвалиды?» Вообще-то, я всегда об этом предупреждаю, и в названии театра есть слово «особенные» - произнести слово «инвалид» у меня язык не поворачивается. «А в чём, собственно, проблема? - в свою очередь спрашиваю я. – Почему вы не хотите на них смотреть? Что в них не так? Наши артисты точно не заразные. А что касается их профессионализма, они выкладываются на сцене лучше многих актёров, потому что не работают допотопно, играют природой, с душой, а душа у них - просто огромная! К тому же мы с успехом наравне со здоровыми артистами участвуем в различных фестивалях». Наша цель – социализировать инвалидов, а с таким отношением к ним мы успеха не добьёмся. Да, мои ребята – с ограниченными возможностями. Но так можно сказать про любого из нас! Я, например, ограничена в возможностях, потому что много чего не умею – не могу играть в шахматы…

- Какие артисты к вам приходят, с какими особенностями здоровья?
- Изначально театр задумывался как театр для незрячих. И некоторых незрячих некому было приводить. Их провожали ребята, которые видели лучше или имели другие заболевания. Люди с ограниченными возможностями, как правило, открыты миру. Это мы, так называемые здоровые, трижды подумаем, прежде чем сделать доброе дело. А они – делают! Потом ребята с ментальными особенностями тоже оставались с нами. Так коллектив установился. Из незрячих остался только Лёша, остальные страдают другими заболеваниями.

С Антошиной мамой мы в поезде познакомились. Она увидела наших ребят и спросила: «А можно я своего сына к вами приведу?..»
Я могла бы ещё одно-двух человек принять. Знаю, что некоторых детей, например, с синдромом Дауна, родители стесняются, прячут. Наверное, это особенности нашего менталитета, ведь в советские времена все были уверены, что инвалидов у нас нет. После войны всех «особенных» попрятали… Я не знаю, как достучаться, докричаться до общества, что они - такие же люди. Также имеют право на жизнь, полноценную, счастливую жизнь в социуме.

- Есть ли прогресс в состоянии ребят благодаря театру?
- Родители у нас не очень общительные, но, когда я спрашиваю, они отмечают положительные изменения детей. Да я и сама вижу – и на репетициях, и на отдыхе, - как они развиваются. Много положительных моментов, но есть и «отрицательные». Например, ребята становятся слишком смелыми. Они начинают везде ходить, раньше они боялись к людям подходить, а теперь приходится даже сдерживать их.

- Как, вообще, строится взаимодействие с родителями?
- Отношение некоторых из них к нашему общему делу удивляет. Многие думают, что если ребёнок «особенный», то всё равно, где и чем он занимается: пусть ходит куда хочет и делает что хочет. А я против. Если ты занимаешься в театре и делаешь то, чему я тебя учу на хорошем уровне, не надо больше никуда ходить и делать какую-нибудь «халтуру». Из-за этого у нас с некоторыми родителями возникают сложности.

- «Радость моя» - откуда такое название?
- Я православный человек, очень люблю батюшку Серафима Саровского, его фразу «Христос воскресе, радость моя!» На первых занятиях, когда они ошибались, я говорила: «Ну радость моя!» - ругать же не будешь. И потом я поймала себя на том, что это стало привычкой. И я предложила ребятам так и назвать наш театр. Это и у меня радость, и у них, и у тех, кто на них смотрит.

- Как выбираете репертуар для театра?
- По возможностям, исходя из того, что мы умеем. Начинали мы с совсем маленьких вещей, которые оказались успешными, это были миниатюры Александра Шибаева с игрой слов. Им было очень смешно от «несуразные вещи – несу разные вещи», «Тамарка нарисована – там арка нарисована». Детям было интересно, и мы на этом сыграли. Первыми работами были детские стихи, которые публика совсем не знала, за редким исключением. Мы нашли хороших поэтов – Андрея Усачёва, Петра Синявского, Марину Боровицкую. Потом взяли Маршака, «Багаж», там удачно повторяются фрагменты. Вижу, они начали запоминать больше. У нас есть актёр, который на первых тренажах не мог запомнить двух слов. Теперь он с лёгкостью заучивает десять. Сейчас за тот текст, который он произносит на сцене, ему надо стоя аплодировать.

- Вы в театре и педагог, и режиссёр, и психолог, и воспитатель…
- Когда в Москве на конкурсе спросили, кто у вас психолог, пришлось сказать, что это я. «А звукорежиссёр?» – «Тоже я». «А костюмер?» – «Извините, я». Во многих театрах все эти единицы есть, имеются даже свои психотерапевты.

- Вы когда-нибудь думали, что у вас будут такие громкие победы, которые есть сейчас?
- Нет, конечно! Когда мы впервые приехали в Москву, и я села за круглый стол с режиссёрами, там все стали делиться опытом, говорить, сколько лет их театрам, я молчала о том, что нам год. Мне было неудобно и за наши «несуразные вещи». Сказать было нечего. Но когда мы стали играть, то сорвали такие овации! Хлопали всем, но нам просто скандировали и топали. Я поняла, что, наверное, мы неплохо сыграли. Потом все говорили, что не ожидали такого от глубинки. Это была первая победа.

Потом был Брест. Наш Вовка поехал туда в первый раз. Перед спектаклем он за кулисами ревел вот такими слезами. Я думала: лишь бы он не струсил! И когда Вовка вышел со своим «саквояжем», зрители просто рыдали от восторга, а он ревел уже от того, что «порвал зал», как мне сказал. Он умничка просто, очень быстро растёт…

- Где берёте деньги на поездки?
- Гастролируем на средства грантов. Одна из побед, которой мы гордимся, – в конкурсе «Протеатр». Там было сто театров со всей России. Оказалось, что мы одни из лучших театров в стране. Одна женщина из Белоруссии приезжает в Брест специально, чтобы «посмотреть на Сыктывкар». Я была потрясена, когда узнала об этом.

- Получается, что в России вы известны, а в республике нет?
- Да. У нас ведь свой особый зритель, которого надо найти. Мы пробовали приглашать детские сады, но мне сказали, что на таких артистов детям смотреть «вредно».

- Какая вам требуется помощь?
- Нам всегда нужны деньги: на один спектакль – тысяч 40. Нам нужны зрители, костюмы, нам надо ездить, развиваться. Сейчас мы даём платные спектакли, чтобы хоть как-то окупить костюмы. Постоянных спонсоров у нас нет. Мы очень благодарны администрации Сыктывкара, которая второй раз помогает нам выехать: они полностью оплачивают наш проезд в одну сторону, а это огромная помощь!

- Как вас принимает зритель?
- По-разному. Но все уходят другими. Кто-то ждёт наших выступлений, пишет нам «ВКонтакте»: «Моему ребёнку понравилось. Когда будет следующий спектакль?» Детские постановки очень любят и взрослые. Как-то моя приятельница на спектакле сидела в первом ряду и плакала. «Что случилось? - спросила я. – Ты же знаешь, какие дети тут играют». «Я, - говорит, - плачу оттого, что хорошо. Больше нигде так хорошо не бывает».